|
Обновлено: 20.09.2011 - 10:14
Однажды Алла говорит Розалине: « В городе, при Дворце Культуры создаётся академический полупрофессиональный женский хор а’капелла. Пойдём, посмотрим? Может быть, примут». (У Аллы было красивое сопрано, и она любила петь старинные цыганские романсы, но нотной грамоты совсем не знала). «Ты что, - возразила Розалина, - там ведь поют профессионалы!» (Она повертела рукой у виска.) «Но там поют и полу! Вот мы и будем полу,» - настаивала Алла. Приятельницы явились в хор 11 декабря 1985 года в 9 часов утра. Дата запомнилась, ибо в этот день они испытали эмоциональное потрясение. Четырехголосый хор репетировал вокализ Рахманинова. Волшебные звуки возносились к небесам, в иные звездные миры и сердца, и душа устремлялись с ними. Руководитель хора - маг и волшебник. Розалина поняла: жить без этого хора она теперь не сможет. Конечно же, любовь с первого взгляда, но абсолютно без всякой взаимности. Альберт Иванович, дирижер, посадил приятельниц во вторые альты и назначил месяц испытательного срока. Во время репетиций маэстро постоянно бросал косые взгляды в их сторону. Как-то не так они раскрывали рты и не такие извлекали звуки. Когда же подружки, отчаявшись, совсем закрывали рты, глаза дирижера исторгали молнии. Месяц испытательного срока подходил к концу, и приятельницы судорожно искали выход из создавшейся ситуации. Они написали петицию Альберту Ивановичу, слёзно умоляя не исключать их из хора. Розалина, приложив все свои ментальные способности, даже написала стих и незаметно подложила его в ноты дирижера. Альберт Иванович оценил «высокий стиль» произведения и несколько смягчился. Вот этот «шедевр»:
Я – «дунька» в музыке, известно это мне. Убей же ,бог, могу не взять Я нужную мне ноту. Как Дунька всякая и в яви и во сне Я, одержимая,стремлюсь в Европу. С утра и до ночи я дрыгаю ногой, В своих трудах я отдыха не знаю: Машу рукой, верчу в такт головой, Но такты музыки никак не сосчитаю. Я штурмом на сольфеджио иду, Ведь ноты для меня что вражеская рота, И в нотный стан с победою приду Я потому, что дюже петь охота!
Но что окончательно заставило Альберта Ивановича сдаться и оставить подружек в хоре, очень рискуя снижением качества последнего, – это их изобретение нового метода освоения сольфеджио. Подружки записывали свою партию на магнитофон, затем, глядя в ноты, прослушивали и напевали мелодию. Розалина считала себя асом в музыке по сравнению с Аллой. Она когда-то, в давние времена, окончила первый класс игры на фортепьяно. И вот они разложили ноты, включили магнитофон, и Розалина изо всех сил пыталась сопоставить мелодию с тактами в нотах, но что-то было не так. А тут ещё Алла рядом ерзала без конца, заглядывая в ее ноты. Наконец Алла осмелилась выразить своё недоумение: «Послушай, Розалина, у нас ведь одна партия, так? И, значит, ноты должны быть одинаковыми?» «Ну, так». «А у нас с тобой ноты разные. И все диезы и бемоли у меня в начале строчки, а у тебя в конце, и скрипичный ключ у тебя справа и верхушкой вниз». И тут только Розалина поняла: ноты у неё лежали вверх тормашками. Подружки смеялись до слез. О своём позоре Розалина молчала. Но чтобы не выпихнули её из хора, она придумала себе при капелле должность: летописец-стихотворец - самозванец – доброволец. В стихах она отражала все события в капелле. Во время перестройки профессионалы постепенно покидали хор. Время энтузиазма кануло в вечность: надо было зарабатывать на жизнь. В итоге в хоре остались только «полу» - подобно Розалине и Алле. Но вскоре некогда замечательный хор прекратил существование, в немалой степени, как говорил Альберт Иванович, благодаря «высокому» профессионализму Розалины и Аллы. Хор распался, а летопись о хоре осталась...
|
|